Гарсиа Маркес Габриэль - Сто лет одиночества
Габриэль Гарсиа Маркес – прославленный колумбийский литератор, лауреат Нобелевской премии (1982), один из самых знаменитых писателей ХХ века.
«100 лет одиночества» (1967) – лучший роман Гарсиа Маркеса, переведенный на языки большинства стран мира и вошедший в сокровищницу мировой литературы. Роман признан шедевром латиноамериканской и мировой литературы.
Эту захватывающую историю четырех поколений семьи Буэндиа называют книгой человеческой жизни и энциклопедией человеческой любви.
«100 лет одиночества» (1967) – лучший роман Гарсиа Маркеса, переведенный на языки большинства стран мира и вошедший в сокровищницу мировой литературы. Роман признан шедевром латиноамериканской и мировой литературы.
Эту захватывающую историю четырех поколений семьи Буэндиа называют книгой человеческой жизни и энциклопедией человеческой любви.
Для начала хотелось бы сказать пару слов про ваш комментарий, где вы говорите про «Любовь во время чумы»:
<И что претит — то, О ЧЁМ (!!) он пишет: запоры, клизмы, мастурбация, безконечные плавающие трупы, педофилия, безпорядочный секс всех со всеми и т.д., и т.п. (И все это почему-то высокопарно называется «любовью»). Все внимание отдано потребностям тела, и ни гу-гу о душе. >
Вспоминается одна весёлая песенка про особый сорт граждан, которые в фигуре Давида «видят только член». Вот похожий случай. Да, Маркес местами физилогичен, однако он всего лишь указывает на теснейшую связь тела от духа. И если немного попритушить эмоции и брезгливость, то можно заметить, что физиологические нюансы указывают на то, насколько порой неудобно, хрупко и предательски ненадёжно человеческое бренное тело, и насколько дух человека всего этого выше и чище. Часто физилогическая детализация и героя раскрывает более панорамно. Я мог бы привести примеры, но, боюсь, мой и без того огромный комментарий пересечёт все возможные пределы. Если я увидел в «Любовь во время чумы» завораживающе красивую сказку про невероятно сильную, ничем не убиваемую любовь Флорентины Арисы, которую он смог пронести и сохранить сквозь всю жизнь, то ваше читательское око никак не может оторвать взгляда от мастурбаций, клизм и запоров. Маркес говорит о них в проброс, а для вас это ТЕ САМЫЕ вещи, о которых он пишет. Да чего далеко ходить: в ленте комментариев вы, вместо того, что вникать в смысл дискуссии, включаете граммар-наци и пишите человеку, чтобы он «использовал функцию проверки орфографии и пунктуации». «Глазу же больно…». Не на те вещи вы заостряете внимание. И это тревожные симптомы.
Мне больше нравится «Любовь во время чумы», нежели «100 лет...», поэтому начал издалека. Теперь непосредственно по теме вопроса. Я начинал читать «100 одиночества» дважды. Первый раз я бросил его почти сразу. Не пошло. Я понял, что написано хорошо, но меня не увлекло. Вернулся к произведению уже спустя лет 5, примерно понимания, что меня ожидает. Второй раз я прочитал произведение до конца, оно далось мне с ощутимым интеллектуальным и эмоциональным усилием (в одних этих именах запутаться можно), но я всё ещё чувствовал, что написано оно очень крепко, а спустя несколько месяцев ко мне пришло такое мощное и приятное послевкусие, что теперь я смело могу называть роман «шедевром». К чему я это говорю? К тому, что я прекрасно понимаю, почему и отчего СЛО может не понравится и чем оно сложно для восприятия. Например, здесь нет всего того, что мы привыкли видеть почти в каждом более-менее традиционном произведении: интриги и главного героя (желательно ещё обаятельного). Вместо этого огромное количество героев с зачастую повторяющимися именами, невероятно огромный калейдоскоп странных событий и полное отсутствие остросюжетности. Это многих злит. Когда же меня, чёрт возьми, перестанут мучить и начнут развлекать?
Но хорошая литература иногда бывает очень сложной для восприятия и понимания. Для меня роман силён тем, что Маркес сломал все правила и написал такой роман, который просто невозможно с чем-либо сравнить. Я, по крайней мере, не могу точно. Как писал Набоков:
"…писателя можно оценивать с трех точек зрения: как рассказчика, как учителя, как волшебника. Все трое — рассказчик, учитель, волшебник — сходятся в крупном писателе, но крупным он станет, если первую скрипку играет волшебник".
Так вот у Маркеса первую скрипку определенно играет волшебник. Он тесно связал быт, фольклор, волшебство, притчу, политику, историю и создал совершенно новый вид сказки, называемый т.н. «магическим реализмом», однако маркесовский магический реализм как был, так и остался абсолютно самобытным. Меня восхищает язык и безудержная фантазия этого автора. Меня восхищает тот особенный мир Макондо, который он создал. Меня восхищает, как он смешал чудеса с совершенно жесткой и приземленной прозой жизни. Меня восхищает и непредсказуемость десятков его сюжетов, органично сменяющих друг друга, и сила его образности, и яркие символы, которые можно по-разному трактовать. В целом свой восторг сложно объяснить. Маркес написал произведение, понятное больше интуиции, нежели разуму. Как у Андреева в «Оригинальном человеке»:
— Так вы, Семен Васильевич… любите негритянок?
— Да, я очень люблю негритянок.
<>
— Да вы это серьезно?- спросил Антон Иванович, отсмеявшись.
— Вполне серьезно-с. В них, в этих черных женщинах, есть нечто такое
пламенное, или, как бы это вам пояснить, экзотическое.
Не могу сказать, что я всё понял в произведении. Я вообще мало, что понял, как мне кажется, но у меня осталось ощущение прогулки по чему-то могучему, огромному и великому. Такому, что можно перечитывать, анализировать и пытаться разгадать. И да, СЛО – это не роман-воспитание, не роман-приключение и т.д. СЛО – это как огромное художественное полотно, наполненное миллионом деталей, на которое тебе либо нравится смотреть и всматриваться, либо нет.
впечатление от прочитанного только двумя словами «послевкусие» и «атмосферность». «Послевкусие» особенно выворачивает, каждый раз так и подмывает спросить: что это у вас такие ассоциации со жрачкой? И что заметила: особенно любят поучать те, кто с «послевкусием и атмосферностью». Отчего так?
«ничем не убиваемую любовь Флорентины Арисы, которую он смог пронести и сохранить сквозь всю жизнь» — повторюсь: «любовью» сейчас что только не называют, в.т.ч. и болезненное состояние психики.
Хочу только заметить, что вы и близко не представляете того, как я отношусь к Маркесу, поскольку ориентируетесь на мои комментарии, а они вызваны исключительно безапелляционными и несколько истеричными посылами «шедеврально!», «читать всем в обязательном порядке!» и тому подобными.
И еще. Зачем вы там много цитируете? Это особенно раздражает. Мало ли кто что сказал? Тогда он сказал одно, а потом сказал прямо противоположное, в разное время он говорил совершенно разные вещи.
Вы напрасно написали такой многословный комментарий. Достаточно было вот этой одной фразы: «это как огромное художественное полотно, наполненное миллионом деталей, на которое тебе либо нравится смотреть и всматриваться, либо нет».
2. <Сейчас «ценители» жанра в состоянии описать свое
впечатление от прочитанного только двумя словами «послевкусие» и «атмосферность»>
Вы в очередной раз продемонстрировали ваше удивительное умение не видеть главного и заострять внимание на глубоко второстепенном, причём заострять тоже как-то неадекватно. Странно, что вы не заметили: я не ограничивался ТОЛЬКО двумя этими словами, когда делился впечатлениями о прочитанном. Аргументов было приведено куда больше. Я для вас целый трактат написал. :) Вы либо поленились прочесть, либо поленились вникнуть.
3. <Хочу только заметить, что вы и близко не представляете того, как я отношусь к Маркесу, поскольку ориентируетесь на мои комментарии, а они вызваны исключительно безапелляционными и несколько истеричными посылами «шедеврально!», «читать всем в обязательном порядке!» и тому подобными>.
Комментарии под произведениями и пишутся для того, чтобы другие люди могли понять, кто и как относится к произведению, а вы написали о своём знакомстве с творчеством Маркеса комментарий довольно развёрнутый. И если нельзя ориентироваться на комментарии, то тогда на что?
По поводу истеричных посылов – это как раз больше ваша история. Вы охотно поддерживаете комментарий «какая хрень» (см. верх ветки), являющийся по вашей логике, видимо, очень апелляционным, однако когда человек вторит тому, что признано всей мировой литературой (что СЛО – шедевр), в вас сразу закипает желчь.
4. <Зачем вы там много цитируете? Это особенно раздражает.>
Я цитирую только то, что хорошо подходит к теме разговора, а присваивать себе чужие мысли я не люблю. И да, вас так много раздражает, что я начинаю за вас беспокоится. Вам любовь Флорентины Арисы кажется психическим расстройством, а вот мне кое-что другое.
5. <Вы напрасно написали такой многословный комментарий>.
Это чтобы вас не раздражало, что слово «шедеврально» безапелляционно. Наслаждайтесь.
1. То, что СЛО — шедевр, это лично моё мнение, которое всего лишь совпадает с мнением большинства литературоведов.
2. Любить его или не любить — личное право каждого человека. Я уже писал, что прекрасно понимаю людей, которым оно не заходит и не испытываю к ним ни скепсиса, ни чего бы то не было негативного. О вкусах не спорят.
3. В данном случае я испытываю скепсис к конкретно взятому человеку и отнюдь не за то, что ему не понравился СЛО, а за то, КАК он преподносит свои негативные эмоции, в КАКОМ тоне ведёт беседу в ленте с другими оппонентами, с КАКИМ вызовом он начал беседу со мной и КАК он раскрылся в её ходе. Кроме того, я не согласен с аргументами этого человека и пытаюсь их аргументировано опровергнуть.
4. Если в произведении фигурирует среди прочего то, что вам неприятно или вы считаете, что это неприятное преподнесено неправильно или избыточно, это не говорит о том, что это неприятное и есть то, О ЧЕМ это произведение, сиречь его центральная тема и самоцель автора (я говорю именно про СЛО). Если вас это неприятное отвлекает и не даёт разглядеть и оценить по достоинству остальное (чего я прекрасно могу понять и не осуждаю нисколько), не стоит спешить обобщать и говорить, что для автора именно ЭТО неприятное (на чем зациклилось ваше внимание) — самое главное. И потом ещё и яростно костерить его за это. Не надо путать несущую конструкцию с отделкой, иными словами.
5. Лично я не вижу в СЛО никакой духовной ценности (хотя, быть может, она и есть). Вижу только художественную, но эта художественная ценность крайне выразительна, хоть и специфична. Этот роман эстетический в большей степени, а не идейный, а эстетика это и есть тот самый вкус, о котором бесполезно спорить.
6. Я не считаю, что СЛО надо изучать в школах.
7. Я не считаю, что критерий хорошей интеллектуальной литературы хоть сколько-нибудь зависит от того, можно ли ее давать читать детям в школах. Более адекватную оценку серьезному искусству может дать психически зрелый, устойчивый и в меру эрудированный человек.
Начало далось тяжело, из-за «ожидание-реальность», речь вроде шла о шедевре. А тут какая-то муть про цыган, деревню, переплетение реальности и вымысла. Но заставила себя слушать дальше, и с каждой минутой все сильнее погружалась в сто лет одиночества такой большой и громкой семьи Буэндиа.
Не могу на данный момент сказать, что книга поразила меня, что-то открыла или написана каким-то привлекательным образом. Она грустная и не дала мне совсем ничего положительного и обнадеживающего. Только подтверждение бренности человеческой жизни. Немного напрягало постоянное описание совокуплений семейства, их вечные инцесты очень горячо описываемые со всеми подробностями, лично у меня вызывающими долю отвращения.
Но судить о подобном романе после одного прослушивания, еще даже не в середине жизни, как минимум глупо. Любая книга, даже самая детская и простая, в разном возрасте открывает себя каждый раз с новой стороны.
Поэтому, я говорю лишь до свидания, многочисленным Хосе, Аурелиано, Урсуле, Амаранте, Ребеке, Аркадио, прекрасной Ремедиос и главному свидетелю — Мелькиадесу.
Иногда возникает ощущение, что читаешь (слушаешь) учебник истории – скучным, сухим языком излагаются малоинтересные факты об основание города, гражданской войне, расправе с забастовщиками и т. д., но при этом автор приплетает всякий бред типа ковров-самолётов, вознесение на небо с телом и душой в окружении развешанных сушиться простыней, призраков, живущих в доме, которых все видят и желают им доброго утра и спокойной ночи, материализующихся из ниоткуда жёлтых бабочек и прочую мистическую ересь – так что ситуация патовая — логически понять это невозможно, да и воспринять как миф или сказку – тоже не получается. На мой взгляд, даже все эти восхваляемы фирменные маркесовские метафоры и аллегории выглядят нарочито и надуманно — «он носил в кармане гомеопатические таблетки революции», или: «она умерла, задохнувшись от запаха тубероз, срезанных в саду» — меня это ввергает в недоумение и вызывает внутренний протест. Прочитала, что латиноамериканская литература искала свой путь и стиль – и был выбран именно магический реализм ввиду того, что Южная Америка показалась переселенцам сказочной и волшебной, где рациональное соседствует с иррациональным, но для меня этот самый национальный магический реализм оказался слишком уж экзотичным, как говорится, что латиносу хорошо, то….Ещё больше начинаешь ценить русскую классическую литературу с её глубиной, да и зарубежных писателей, таких как Д. Джойс, Диккенс, Д. Лондон, Ж. Верн, Стейнбек, Р. Бредбери и многих других, творчество которых, на мой взгляд, поистине универсально как пространственно, так и во временном плане….
Тем не менее, творчество Маркеса — это всё-таки настоящая литература – посыл автора считывается на ментальном уровне, несмотря на то, что детали по отдельности могут не нравиться и даже вызывать отторжение. Это сродни картинам экспрессионистов — тот же «Крик» Мунка – ужасно, грубо, провоцирующе, но как же экспрессивно и энергетически заряжено…А следовательно, читать стоить, хотя бы для того, чтобы познать другую реальность и расширить свои горизонты.
P.S. Люди не так глупы, как Вам кажется, и в большинстве случаев они могут понять – идиот перед ними или нет – для этого совсем не обязательно улыбаться.
Готова ловить тапки и помидоры )
Думаю, книги каждый пишет прежде всего для себя, без оглядки на возможные Нобелевские премии, тапки и помидоры.
Сью Монк Кидд -«Тайная жизнь пчел». Книга скорее рассчитана на детско-юношескую аудиторию, нежели на взрослую.
Гашек Ярослав — «Похождения бравого солдата Швейка». Заранее хочу попросить прощения у всех поклонников творчества Я. Гашека, но меня книга сильно разочаровала.
Полецкая Наталья — «Сказание о НИЧТО, писе и мозгах». Никто и не спорит о примитивности подачи материала, в том числе и примитивности языка.
О'Брайен Флэнн — «Сага о саго, или Из-под почвы до верхушек деревьев». Сага, мягко говоря, не удалась.
Липскеров Дмитрий — «Пространство Готлиба» Очередной филиал Абсурдопедии….Как всегда, сплошная психоделия — фантасмогория, рождённая изменённым сознанием (уж не знаю, под влиянием каких факторов) – сумбур, хаос, гротеск, бредовые фантазии….Честно говоря, надоело.
Сиболд Элис — «Милые кости » Если бы мне нужно было составить рейтинг литературных разочарований года, то эта книга, безусловно, была бы в призах – давно не читала/слушала такого графоманского кошмара
Липскеров Дмитрий — «Демоны в раю» Приступая к прослушиванию очередного романа автора, рассчитывала вновь погрузиться в неповторимую атмосферу липскеровской прозы, полной мистики, аллюзий, сюрреалистических картин…Но, не тут-то было – на первый план вышла социально-политическая проблематика – в результате всё очарование развеялось, «как с белых яблонь дым», а по прослушивании осталось впечатление, будто тебя окатили из ведра помоями – вот такой вот жёсткий гиперреализм и ничего более
Вы и дальше будете рассказывать про любое мнение на существование?
Просьба ко всем чистоплюям, не зацикливайтесь лишь на теме инцеста. А то это наводит на крамольную мысль!
Наташ, если не уходить в дебри, а просто почитать пояснения самомго Маркеса о романе, то станет понятно, что в нем метафорично описана история Латинской Америки. Все ужасы и грязь становления ее основных стран.
Как любой великий роман, или лук по словам Шрэка, «СЛО» имеет параллельные слои. История Латинской Америки сравнивается с историей нашего мира и с жизнью отдельного человека.
А то, что вы «одолели» Борхеса — вам только показалось. Это как одолеть Чехова — невозможно.
Чтец очень хороший.